29 лет назад, 23 февраля 1992 года, произошло одно из первых крупных столкновений в Москве между противниками ельцинских реформ и правительственными силами - разгон ОМОНом мирной просоветской демонстрации, посвящённой Дню Советской армии и Военно-морского флота.
Митинг, посвящённый Дню Советской армии, был организован Союзом офицеров и имел целью заявление протеста против разделения бывшей Советской армии; его контингент составляли бывшие военнослужащие, в том числе много ветеранов войны. Лидер Союза Офицеров Станислав Терехов предполагал шествие к могиле Неизвестного солдата и возложение к ней венков.
Со своей стороны правительство Москвы заявило о запрете всех митингов и демонстраций 22—23 февраля, тогда как Моссовет отменил это постановление. По утверждению тогдашнего главы ГУВД Москвы Аркадия Мурашова (тогда один из лидеров движения «Демократическая Россия», позднее входил в СПС), на запрете настаивал лично мэр Москвы Гавриил Попов, тогда как ГУВД было против. В конце концов митингующим было разрешено собраться на площади Маяковского, но во избежание шествия Тверская была перегорожена грузовиками и омоновцами. При попытке митингующих прорваться на Тверскую и возложить цветы к могиле Неизвестного солдата произошли столкновения.
Журнал «Коммерсантъ» описывал операцию властей против демонстрантов:
«В День Советской Армии 450 грузовиков, 12 тысяч милиционеров и 4 тысячи солдат дивизии им. Дзержинского заблокировали все улицы в центре города, включая площадь Маяковского, хотя накануне было объявлено, что перекроют лишь Бульварное кольцо. Едва перед огражденной площадью начался митинг, как по толпе прошел слух, будто некий представитель мэрии сообщил, что Попов с Лужковым одумались и разрешили возложить цветы к Вечному огню. С победными криками «Разрешили! Разрешили!» толпа двинулась к Кремлю. Милицейские цепи тотчас рассеялись, а грузовики разъехались, образовав проходы. Однако вскоре цепи сомкнулись вновь, разделив колонну на несколько частей».
Затем, как пишет Сергей Кара-Мурза, «крупную группу демонстрантов, запертую с двух сторон, жестоко и нарочито грубо избили — били стариков, инвалидов, заслуженных военачальников высокого ранга, всем известных депутатов и писателей». Эдуард Лимонов вспоминал: «ОМОН был впервые употреблен Ельциным 23 февраля 1992 года. Я был, когда людей там разгоняли с алюминиевыми щитами. Тогда все было еще примитивно».
Так описывали левые газеты то, что тогда происходило:
«В этот день ОМОНовцами было избито и травмировано несколько сотен демонстрантов. Первой, кого доблестные ОМОНовцы дубинкой «поздравили» с праздником Советской Армии и ВМФ, была женщина-снайпер, ветеран Великой Отечественной войны, Звездочкина. Фашисты оставили ей на память о себе рану на ноге. ОМОНовцы оставили глубокую рваную рану на ее щеке. Вот так «сынки» из ОМОНа отблагодарили Мать за то, что она, не щадя крови, берегла их от фашистских газовых камер.
…Автомобиль «Жигули», на котором ветеран Великой Отечественной войны, Пустовалов, попытался проехать к месту проведения митинга (он вез звукоусилительную аппаратуру) был, вместе с водителем, перевернут милиционерами вверх колесами, под непосредственным руководством подполковника (с подходящей фамилией) Козлова. Затем, как и полагается стражам демократического порядка, они разбили в автомобиле фары и лобовое стекло, а скаты по всей окружности исполосовали ножами.
…Пятнадцатилетнего Лопатина, забравшегося на ОМОНовскую зарешеченную «скотовозку» с красным знаменем в руках, ОМОНовцы затащили через верхний люк вовнутрь и начали безжалостно избивать. Но когда демонстранты уже были близки к тому, чтобы перевернуть их «скотовозку», ОМОНовцы вытолкнули избитого подростка из зарешеченного кузова и вновь храбро и резко захлопнули дверь. Больше ОМОНОвцы не высовывались.»
«…Когда генерал Песков попытался выйти в город со станции метро «Тверская», дорогу ему преградило нечто в шинели с пуговицами и эмблемами, на которых еще был виден герб Советского Союза. И это было особенно обидно. Милиционер как всякий холоп, не читавший чеховской «Свадьбы», упивался возможностью безнаказанно, с разрешения хозяина, издеваться над стариком, к тому же одетым в генеральскую форму. Он не просто физически не давал Пескову выйти наверх, а сопровождал свои тычки хамскими эпитетами. К чести милиции, нашлось несколько товарищей, которые сдержали своего демократического сослуживца и выпустили генерала из метро.
Песков тяжело поднялся наверх. Сердце резала боль. Он прислонился к стенке. Попытался вынуть из кармана валидол, но не успел. Побледнел и, обтирая спиной стену, боком упал на холодный февральский асфальт. Сердце Человека, защищавшего Москву в 1941 году от фашистов, остановили продолжатели их дела, демократы, в рыночной Москве 23 февраля 1992 года.»
Автор журнала «Московский литератор» Светлана Гладыш писала:
«23 февраля 1992 года ветераны Великой Отечественной шли поклониться могиле Неизвестного солдата… До сих пор с ужасом вспоминают этот день дожившие до сегодня старики и, надеюсь, со стыдом и сознанием греха — молодые каратели, поднявшие дубинки на тех, благодаря которым они живы. Генерал, дошедший до Берлина, не смог дойти до Кремля — упал на Тверской, как на поле сражения. <…> Уличные развалы Арбата полнились орденами и медалями за оплаченное кровью мужество. Отца моей знакомой двое дюжих молодцов избили до потери сознания и вырвали «с мясом» орден боевого Красного Знамени и медаль за освобождение Будапешта: «Ты, дед, — мразь красно-коричневая». Плакали по всей России ни бога, ни черта не боявшиеся старики от унижения и непонимания происходящего».
В журнале «Москва» отмечалось: «Только помрачением рассудка можно объяснить такую мерзость, такой позор, как избиение молодыми милиционерами стариков ветеранов, вышедших на демонстрацию 23 февраля 1992 года».